Встреча с отцом Алексием Курносовым (часть 2)

Кстати, для школьников этот вопрос номер один. Вот эти вопросы и сексуальной увлеченности и вообще любви, влюбленности. Прихожу в шестой класс, у нас обычно есть практика такая, что мне пишут анонимные вопросы, в конвертик складывают, никто не подписывается, это позволяет настоящие вопросы задавать. И очень много вопросов именно этого характера. Уже с шестого класса начинают интересоваться, девочки чуть больше, чем мальчики, но тем не менее, уже с шестого класса этот вопрос всех интересует. В глубоком смысле этого слова.

Пишет одна девочка вопрос: «Со скольки лет можно дружить с мальчиком?» С возможности дружить. Можно с детского сада дружить с мальчиком, но это дружить. А если это вопрос сексуального характера, давайте об этом поговорим. Вот тут уже ответственность определенная. Часто происходит подмена понятий дружбы, любви, влюбленности, товарищества и еще куча всего. Казалось бы, человек спрашивает чисто сексуального характера вопрос, но видите как задан? С мальчиком можно дружить всегда, а вот что ты понимаешь под словом дружба — давай разберемся. И тут оказывается совсем не дружба. А здесь оказывается уже проблема, которую нужно лечить в хорошем смысле этого слова. Дома-то это не обсуждается, нигде не обсуждается, мы сами были такими же, мы сами все знаем и мы сами эти вопросы решали, методом тыка. Кому как повезло, тот такой опыт и приобрел. Конечно лучше бы как-то бы это выводить в какие-то системы, беседы, но это практически невозможно.

Я по натуре своей такой человек общительный, в любой компании я могу общаться и ущербным себя не чувствую. И все время, когда был студентом, пацаны вокруг влюблялись, были проблемы любви и все время я всем советовал. Но когда я сам влюбился, по-настоящему, первый раз, я понял такую вещь, что советчиков тут в принципе быть не может. Понять мир твоих ощущений никто не сможет до конца. Нет, конечно, советчики могут быть, и должны быть, об этом нужно говорить, и это не нужно скрывать, но, тем не менее, до конца никто не поймет — как ты любишь, что ты любишь, и почему ты любишь. Все равно не поймут, все равно надо будет перегореть тебе одному, с самим собой наедине.

Как в кинофильме «В бой идут одни старики»: Есть такие моменты в жизни человека, когда он остается один на один с самим собой. Вот любовь, влюбленность — это как раз один из тех моментов в жизни человека, когда он один на один остается самим собой.

При всех понятиях, пониманиях, что плохо/не плохо — это вообще не работает. Просто если у человека хорошая личность, то, скорее всего, он справится с этим, и это выйдет в хорошую сферу. Если человек слабый характером, он себе боли много принесет, скорее всего другим еще кучу проблем доставит, в том числе родителям… В этом и проблема, что понять это невозможно, а если это невозможно понять, то помочь особо невозможно. Это невозможно проконтролировать. Понять еще, отчасти, можно, а вот контролировать это невозможно. Потому что это такое состояние, которое не контролируется. Его может контролировать только сам человек, который это носит. Только носитель может контролировать это состояние. А вот наша задача, как воспитателей, терапевтов, психологов, именно воспитывать таких людей, ну или помогать быть, становиться такими людьми. Чтобы человек имел внутренний стержень.

И, в принципе, задача церкви, на мой взгляд, вообще такая — воспитание внутреннего духовного стержня.

Церковь не должна быть социальной, заниматься строительством больниц, корчевниц. Церковь этим может заниматься, но это не ее главная задача. Главная задача церкви, чтобы человек сам это мог делать. Научить человека так, чтобы он был хозяином жизни в хорошем смысле этого слова. Не чтобы его постоянно из ложечки кормить у какого-нибудь ларька, а чтобы человек сам ел, сам добывал себе пищу. Как Бог сказал: «вот тебе земля, обладай землей и будь на ней хозяином .

Я думаю, что призвание церкви — воспитывать такую сильную личность, а все остальное — это уже попутно. Церковь должна быть сострадательной, но это не главное.

Часто говорят (есть даже такая московская программа), что храм должен быть в шаговой доступности. И вот храмы есть, но в них никто не ходит. Отчасти может быть это неправда, но говорят «лучше бы построили что-нибудь другое». У церкви другая задача немного, другой приоритет. И если церковь верна этому приоритету, то успех будет. Будут и школы, и больницы. Если это не стройка храма, как прикрытие, а на самом деле этот храм безжизненный. Ты приходишь, а там нет жизни — бывает и такое. Это однозначный проигрыш.

Задача церкви, задача храма воспитывать этих великих личностей, которые бы строили больницы и все остальное. В каком-то смысле я против капелланов, каких-нибудь специальных школ духовных, гимназии с уклоном. Школа должна быть школой, но при этом священники могут проводить встречи с педагогами, делиться опытом и помогать педагогам сориентироваться в том, как можно более объективно объяснять некоторые темы образовательного процесса. Трудно делать математику православной. Математика она и есть математика. Либо ее нет. Гуманитарные науки если еще можно «оправославить», то математику нет, если она есть, то есть. Законы трудно оспаривать. Это единственное, что я могу сказать, когда мы говорим, что наука более точная, чем духовная наука. Но наука закон не выдумывает, а открывает уже выдуманный закон, существующий. Мы обычно отдаем приоритет доверия науке, потому что она законы открывает. И понятно, что «дважды два — четыре», но эти законы уже кем-то заложены. Наука ничего не создает, она только открывает и показывает человеку.

Все время, когда мы говорим о человеке, нужно работать только с настоящим человеком. Если мы работаем с каким-то своим вымышленным человеком, вымышленным персонажем — тоже ничего не получится. У нас есть такое искушение все время выдумать себе какого-то правильного человека, и с ним работать, раскрывать у него какие-то правильные вещи. А он в доску неправильный, вообще все неправильно. Он все не так, как мы представляем, у него вообще все не так.

Это мой опыт. Я не так долго священник. За 14 лет вот такие мои наблюдения. Может быть, я в чем-то прав, или когда-то я поменяю эти убеждения, но без понятий и ориентиров, о которых я сказал, никакие контакты не получаются.

Самое главное — себя не потерять. Священники, психологи, терапевты занимаются таким хорошим делом, в котором можно себя потерять. Не теряйте себя, самое главное, как личность. Не надо увлекаться. Успех будет только в том случае, если вы всегда находитесь с собой в ладу. Не теряйте себя. Всегда обладайте собой, всегда возвращайтесь к себе. Всегда занимайтесь собой, саморазвитием. Не нужно никогда себя запускать. Христианство – это радость, это счастье, это не то, что запущено. Христианство – это то, что открыто, это свет, радость, мир, любовь, долготерпение, милосердие, кротость, вера, надежда.

У нас все время как-будто перепутываются эти понятия, когда мы начинаем уходить в себя. И мы боимся экспериментировать и развивать себя. Важно избежать крайностей, как в поговорке, что когда появляется праведник в семье, то все остальные становятся мучениками. И так бывает, что человек что-то узнает и не сам меняется, а меняет всю обстановку.

Мы забываем Священное Писание, там есть очень интересная фраза, апостол Павел говорит: «неверующий муж освящается верующей женой, а неверующая жена освящается верующим мужем». Все очень просто, ему не надо быть верующим, пусть он будет, какой он есть. Твоей веры должно хватить, в том числе и на него, иначе ее просто нет. Взаимоотношений между Богом и человеком нет, и, естественно, его не хватает и этот муж раздражает, понимаете? У нее своя какая-то уже создалась структура, ей кажется, что она правильная условно, а муж уже неправильный. Бывает и наоборот. Вера — это личные отношения между человеком и Богом.

Всегда трудно с человеком расставаться. В любом случае, когда человек близок к твоему сердцу, расставание будет всегда трудным, болезненным. Это не оспаривается. И это не должно быть по-другому, это должно быть болезненно. Но при этом — это должно быть расставание. Оно будет, если это безусловно.

Я, может быть, отчасти вам ответил на какие-то вопросы. Не надо привязывать человека к себе. А как это сделать? Это должно быть безусловно. Без привязки все равно не получится, но это должно быть безусловно. Когда это безусловно, тогда и отпустить человека легче.

Часто человек к нам приходит и с негативной точки зрения смотрит на явление, особенно если мы говорим про смерть. Бывает такое, что человек говорит: «Я не могу забыть мужа», или «умер муж, дорог был и не могу забыть». А вы зачем хотите забыть его? Надо его помнить, в этом-то и смысл. Да, он умер, но это не значит, что у вас не могут быть взаимоотношения. У вас они должны быть, и они у вас просто перешли на новый уровень. Просто его с вами нет. И забывать — это большая роковая ошибка. Нельзя забывать, это очень плохо. Я думаю, что из всех здесь присутствующих никто бы не желал, чтобы его забыли после смерти. И слезы — это нормальная реакция на расставание.

Чтобы вот так ответить, надо работать над собой. Надо быть готовым к этому, в том числе. И вам самим тоже нужно быть пациентами. Я священник, я на исповедь хожу раз-два в неделю. Я тоже хожу на исповедь, я вижу за собой ошибки, грехи. Почитайте Иоанна Кронштадтского дневники, он пишет как раздражался, хотел ударить даже женщину. Это Иоанн Кронштадский, святой. Пишет, что потом два часа молился, покаялся и пришел мир к нему в сердце. Представляете? И в этом и есть красота — человек работает над собой. Как только человек перестает работать над собой, у него появляются вот эти тупиковые ситуации.

Как говорить про смерть? По-разному, а с кем-то даже бесполезно об этом говорить. Как в мультфильме про князя Владимира старичок говорил: Все еще жив? Да, сегодня жив, но когда-то умереть все равно надо. Все это правильно. Явление смерти — это тоже часть жизни человека. Это опыт, к которому человек тоже готовится. И умереть тоже надо.

Каждому по-разному можно сказать и каждый по-разному это может воспринять. Я думаю, что если вы совершенно бескорыстно, безусловно, от любви к человеку даете ему какую-то поддержку или совет, это будет хорошо, поверьте. Как бы это ни звучало со стороны, но если вы это говорите от сердца, человек вас поймет. Даже если вы его никогда не поймете, он поймет о чем вы говорите.

Я не люблю, когда человек умирает, а ему говорят: «да ничего, тебя сейчас врач вылечит». Да не вылечит. А ему бы следовало задуматься о том, что он уходит, потому что у него здесь остался недоработный вопрос. Тебя завтра не будет, а у тебя вот здесь вопрос открытый, ты с этим уйдешь.

По поводу прощения я вам скажу, что это очень сложно. Простить, в каком-то смысле, как мы это изначально понимаем, невозможно. Антоний Сурожский говорит, что простить — это не значит забыть. Простить — это значит помнить и выстраивать новые взаимоотношения. Очень интересная формулировка. Потому что забыть некоторые вещи порой невозможно. Не в смысле мстить за них, а просто забыть ту боль, которую тебе кто-то причинил. Она бывает очень сильная. И как же ты ее забудешь, если она есть? А вот выстроить какие-то новые взаимоотношения с теми же родителями или еще кем-то — это возможно. Какие-то вещи можно и забыть, и простить, и вообще вычеркнуть, но есть и такое, что не забывается. И не нужно заставлять человека забывать.

Мир не идеален. Мы — те люди, которые работают с людьми, мы должны не за них жить, а просто быть рядом с ними и помогать им приобретать эти смыслы, ориентиры. И пускай они сами двигаются. Либо не двигаются.

Но всем тоже не помочь. У меня такой максимализм был по молодости: «я сейчас стану священником, я знаю о чем я хочу говорить, я точно переверну мир». И, знаете, я понял, что всем наплевать. Без всяких прикрас и слов. Никому не надо это. В целом все хорошо, я не разочаровался, на самом деле это было мое заблуждение, что я переверну мир. Нужно переворачивать самого себя. Вот батюшки Серафима есть такая фраза: «спаси себя, и около тебя тысячи спасутся». Ты должен стать сначала способным что-нибудь хотя бы перевернуть. А для этого надо сначала перевернуть себя, а уж потом что-нибудь.

Всегда не нужно бояться оторваться от земли и заняться собой. Все гениальное, что мы имеем от человека, это всегда исходит из его опыта, из его внутреннего состояния. Даже наука, Менделееву что-то приснилось, он проснулся и записал. Но это опять же родилось, поскольку он работал над собой, как ученый пытался разобраться. Даже в науке, гении тогда гении, когда они что-то из себя представляли как личности.